Книга Субъективный словарь фантастики  - Роман Арбитман

Обычно романы-предупреждения «ближнего прицела» живут недолго: едва конкретная дата, обозначенная автором, совпадает с датой реальной и читатель обнаруживает, что описываемых ужасов не случилось, книга отправляется в архив. Исключение в этом ряду – «1984» Джорджа Оруэлла. Даже через три с лишним десятилетия после того, как Уинстон Смит «полюбил Большого Брата», призрак тоталитаризма продолжает впечатлять и ужасать. Книга Оруэлла оказалась пророческой: и сегодня можно найти аналоги и «десятиминуткам ненависти», и «полиции мысли», и Министерству Правды. «Призрак грядущего» – тоже политическая фантастика, отчасти плакатная, когда современность и конкретная адресность высказывания для автора важнее формы. Сюжету книги Кестлера далеко до оруэлловских пророчеств, но некоторые опасения, высказанные автором более шести десятилетий назад в намеренно гиперболизированной форме, выглядели не такими уж беспочвенными.

Одним из главных персонажей романа является русский коммунист Федор Никитин. Его официальная должность атташе по культуре Свободного Содружества (переименованный Советский Союз) лишь прикрывает его тайную миссию как сотрудника МГБ: герой должен составлять «расстрельные списки» французских интеллектуалов, готовясь ко дню «Икс», когда его страна оккупирует Францию. Как и главный персонаж «Слепящей тьмы» Николай Рубашов, предавший женщину, которая его любила (ту осудили как «врага народа»), Никитин готов откреститься от возлюбленной (она не отреклась от репрессированного отца и потому сама стала преступницей). Внук простого сапожника, сын одного из двадцати шести расстрелянных бакинских комиссаров, герой ни на секунду не сомневается в величии идеи, во имя торжества которой погиб когда-то его отец и в скором времени будут уничтожены еще сотни и тысячи не согласных с ней.

По сюжету романа, многие из тех, с кем Никитин общается в Париже, догадываются, чем он занимается. Но они так слабы и безвольны, что не могут противостоять его витальности. Недаром американка Хайди, приехавшая в Париж вместе с отцом, вскоре влюбляется в Федора. Для нее он отличается от знакомых парижских интеллектуалов – всех этих нежных тепличных растений, чей смысл жизни неясен. «У него есть вера, – подумала она, сгорая от зависти, – ему есть во что верить. Это и делало его таким замечательным и совершенно не похожим на людей, которых ей обычно доводилось встречать».

Подобный образ мыслей чрезвычайно пугал самого Кестлера, писавшего свой роман-предупреждение после Второй мировой войны, когда в Европе демократическая идея ослабла, симпатии к коммунистам были чрезвычайно сильны и авторитет Советского Союза был гораздо выше, чем авторитет США. «Вы – измывающаяся над неграми полуцивилизованная нация, которой управляют банкиры и гангстеры, тогда как ваши оппоненты покончили с капитализмом, и в их головах есть хоть какие-то идеи», – бросает француз американке. Другой персонаж, высокопоставленный французский чиновник, не без горечи объясняет представительнице Нового Света: «Умереть просто и спокойно может лишь тот, кто знает, за что умирает. Но именно этого никто из нас не знает! О, если бы вместо консервированных персиков и противотанковых орудий вы смогли подбросить нам какое-нибудь новое откровение…»

Романисту вовсе не казалась абсурдной мысль о том, что французы, пережившие немецкую оккупацию, не станут сопротивляться оккупации советской, а элита нации будет готова «встречать приветственным гимном» тех, «кто ее уничтожит» (цитата из Брюсова тут вполне уместна). Недаром в книге мадам Понтье, супруга профессора-ренегата, произносит: «Если бы пришлось выбирать, я бы лучше сотню раз сплясала под балалайку, чем один раз – под скрежет музыкального автомата». Это перекликается с известным высказыванием Жан-Поля Сартра: «Если мне придется выбирать между де Голлем и коммунистами, я выберу коммунистов».

Роман «Век вожделения» слабее «Слепящей тьмы», он более публицистичен и схематичен: боясь, что его предсказание вот-вот сбудется, автор торопился и не слишком тщательно прорисовывал образы героев. И все-таки книга тревожит даже сегодня. Читая роман, вспоминаешь и аксеновский «Остров Крым», и гладилинскую «Французскую ССР» (явный парафраз с романом Кестлера), и – что особенно грустно – высказывания некоторых представителей европейской элиты, чья терпимость к авторитаризму и «пассионарному» исламскому экстремизму даже после теракта в редакции «Шарли Эбдо» подчас выглядит просто самоубийственно. Да, конечно, коммунизм Европе уже не опасен – тут Кестлер промахнулся. Новой оккупации Парижа тоже, скорее всего, не будет. Тем не менее автор книги точно уловил склонность некоторых европейских политиков к ползучей капитуляции перед «грядущими гуннами», и неважно, под какими они придут знаменами: красными, зелеными, в крапинку или в полоску.

Именно такой Европы – сибаритской, эгоистичной, податливой, трусоватой, склонной к гнилым компромиссам и тайно мечтающей подгадить США – и боялся Кестлер, задумывая свой роман-предупреждение. Опасения писателя не сбылись, Европа устояла, советской оккупации Франции не произошло. Призрак грядущего так и остался призраком.

Провал во времени

Научно-фантастический боевик «Retroactive» (США, 1997) снят режиссером Луи Морно. В техасской пустыне, в отдалении от крупных населенных пунктов находится бункер. Здесь физик Брайан (Фрэнк Уэлли) проводит последний эксперимент по перемещению во времени. Проект признан неудачным, его вот-вот прикроют, однако сегодняшний опыт оказывается вдруг успешен, лабораторная мышь перемещена на десять минут в прошлое.

Тем временем полицейский психолог Карен (Кайли Трэвис), задумавшись за рулем, попадает в аварию. Героиня цела, а вот ее машина – уже нет. Карен тормозит первый попавшийся автомобиль, где сидят двое – Фрэнк (Джеймс Белуши) и его подруга Райан (Шэннон Уирри). Даже не психологу ясно, что между ними не все гладко. Пройдет менее четверти часа – и Райан погибнет от руки ревнивца-маньяка Фрэнка, а Карен, спасаясь от убийцы, окажется в бункере Брайана. Ученый включит установку и случайно отправит героиню на двадцать минут в прошлое. Таким образом, у Карен есть возможность «переиграть» уже случившееся и спасти жизнь Райан. Удастся ли повернуть историю вспять?..

Постановщик фильма Луи Морно определенно не входит в первую сотню голливудских режиссеров. Кинокомпания «Orion Pictures», чьи лучшие времена пришлись на конец 80-х, к концу столетия тоже не могла похвастаться шедеврами мирового уровня. Что же касается ведущего исполнителя, Джеймса Белуши, – единственного узнаваемого лица во всем кинопроекте, – то к моменту начала работы над фильмом у актера сложилось комедийное амплуа, и образ убийцы-психопата туда определенно не вписывался. Да и главный ход (одна и та же ситуация проигрывается снова и снова) не нов. За четыре года до выхода на экраны «Retroactive» идея уже блестяще отработана Гарольдом Рэмисом в фильме «День сурка».

Тем не менее «Провал во времени» не стал провалом. Лента и по сей день остается в первой двадцатке лучших фильмов, посвященных хронопутешествиям. Здесь все соразмерно: и убедительный фантастический посыл, и расстановка персонажей, и сюжетные мотивировки, и ураганный драйв. Сам сюжет о вольном или невольном вмешательстве гостя из будущего в события прошлого считается одним из распространеннейших в мировой фантастике (см. Машина времени, Конец Вечности, Попаданцы). Правда, чаще всего у фантастов за точку отсчета взято будущее более-менее отдаленное, когда прошлое уже занесено на скрижали, последующие события наслоились на предыдущие и даже небольшое вмешательство выглядит потрясением основ. (Вспомним «И грянул гром» Рэя Брэдбери.) Другое дело, когда герои намерены перекроить совсем недавнее прошлое. Ткань времени еще не отвердела. Свежая, едва ли не дымящаяся история выглядит пока черновиком. Вам не нравятся несколько последних строк? Попробуйте стереть и написать заново.